Кто бы только знал, как трудно думать на своих, но Адрия такой возможности не отрицала. Далеко не все были в восторге от оюзов вне своих территорий, но, если хейпанцы просто ворчали под нос, хейпанкам достало бы дерзости нанести удар. Но какова была их цель, неужели только расстроить союз? Для такой цели запугивания было явно мало,  а значит, стоит ожидать полноправную акцию, которая будет измеряться кровавой данью. Пусть она немного времени еще жила среди этого народа, но успела заметить, что жестокости в этих красивых людях немало.  Знала, что надеяться не на кого, увы, разве что на саму себя, а хватит ли ей талантов переиграть не в открытом бою, не в охоте за чьей-то головой, а в такой вот хитрой, безжалостной схватке? Кажется, так легко просто взять и попросить и попросить, но кого? Единственный, кому хватило бы таланта переиграть хейпанку, сейчас на Аркании, и он слишком сердит на нее, чтобы помогать. А второй, слишком, слишком далеко, и остается надеяться, что хотя бы жив. О да, как ни смотри на его двойника, как не пытайся сосредоточиться на текущей задаче, разве не бьется напалмом в груди возможность того, что уже мертв. Или ранен….

Сколько минуло недель? Сколько еще минет? И Адрия начинала понимать, как счастлива была и проста ее жизнь, пока не приходилось ни о ком думать. Зеленые глаза смотрели сейчас из под тени ресниц на лицо, которое было точной копией знакомого ей лица, но все же не было им, и хотелось подумать – а обладает ли теми же талантами Кето? Если обладает, может , разумнее, применить старую, проверенную тактику, плюнуть на все, и свалить с больной головы на здоровую? Опустив ресницы, в зелени тая свои тайны, она мерно покачивалась в такт движению, то и дело ненароком – конечно же – прижимаясь к его плечу, но ее разум не был так спокоен, в нем хаотично мелькали мысли, сплетаясь и вновь расходясь. Надо ли говорить самой себе, что наступали моменты, под мерный шепот Озая на ухо, когда дыхание согревало кожу, отдаваясь тонкой сетью мурашек по телу, когда она начинала – спасая саму себя – думать, что было бы даже хорошо, если бы Ритхилт не вернулся никогда. Почему? Да потому, что быть свободной от обещаний, обязательств, долгов – это такое счастье, и сама себя загнав в ловушку, она начала паниковать. Она не желала ситху смерти и, в то же время, желала, как привязанный к якорю и брошенный в воду мечтает, чтобы этот металл растворился в воде. Вряд ли стоило бы обвинять в этом утопающего… а вот рядом Кето. Так похож, и в то же время, совсем другой, но будет ли он рядом, когда ей понадобится помощь? Будет ли рядом, если ситхи не способны быть рядом, когда нужны тебе, лишь требуют, чтобы ты была рядом, когда нужна им?

- Быть может, ты прав, - тихо прошептали губы, окрашенные яркой помадой.  – Но мы ведь не узнаем это, пока не увидим, не так ли? – она поднимает на него подернутые дымкой зеленые глаза, а ресницы трепещут. Движения алых губ точно не озвучивают вопрос, а призывают к поцелую, так мягки и загадочны их движения.  Что она делает? – вряд ли есть ответ, скорее, есть тактика, выработанная годами избегания смерти, достижения цели, называемая «соблазн», и темная энергия внутри ее кожи, сочась по венам, словно питается каждым этим движением, каждым взглядом, наполненным томлением, не по желанию, но по приказу хозяйки, и ощущение его силы, кружащейся вокруг тьмы, почти сводит с ума.  Трудно представить, до чего способно довести это искушение, если бы не народ вокруг, все еще помогающий держать зверя в клетке, но недостаточно ограничения, чтобы, соглашаясь, она не позволила себя поднять руку и, положив ему на грудь, задумчиво провести пальцами вдоль линии застежки мундира. – Я готова к любым сюрпризам, - подаваясь вперед, пока не упирается грудью в плечо, вытягивает шею и шепчет, обдавая дыханием щеку мужчины. – А ты готов? Готов сражаться со мной плечом к плечу… дорогой? – на придыхании. И колышутся ресницы, и темнеет в глубине зелени какое-то странное марево, точно обещающее нечто, но не ясно, не явно.  Пальцы между тем почти поднимаются к шее, и алые губы в последний раз выдыхают:
- Готов?