События двинулись уже даже не в ритме вальса, но, пожалуй, по скорости сдвигаясь в сторону сорото, одного из зажигательных хейпанских танцев.Но, как и предполагала девушка, Мэй блистательно справился с отведенной ему ролью, хоть это и было полным импровизом. Однако, происходящее так завлекло в свой стремительный танец принцессу, что та как должное восприняла и тот факт, что он не ответил не ее вопрос. Убогую попытку уклониться она даже не рассматривала; хотя, конечно, всегда оставалась та вероятность, то сам Виджил солгал ей о своем имени. С приездом в загородный дворец точно вычеркнулась жирной линией прошлая жизнь: Адрия сама удивилась той легкости, которая укутала ее, стоило лишь предстать впервые перед толпой хейпанцев - ее будущих подданных. ЕЕ подданных. И с этой мыслью горячей волной разлилось по телу чувство небывалой прежде уверенности - шиидо вдруг стало бесшабашно, раздольно наплевать на все, что оттягивало в бездну прошлого прежде. Казалось, с каждым ударом сердца все дальше уходил Советник, терялись в тени пропитанные болью и яростью годы. И сейчас, видя, как приближается Мэй, ведя уже обезвреженного горе-убийцу, Адрия встала во весь рост, зеленые глаза ее во тьме полыхали, как два факела.  Отдав короткий, мелодичный приказ на хейпанском, принцесса развернулась к входу, заставляя себя скинуть облик демона и нарядиться в прежнюю милую девушку.
Дверь открылась, пропустив Мэя, который передал охране преступника, а потом куда-то рванул. Она успела лишь расслышать часть брошенной на бегу фразы, но прекрасно знала мужчину - видимо, Сила что-то подсказала ему. И прозвучала еще одна фраза, приказывающая гетайрам из ее охраны следовать за ним и под его командованием, принцесса двинулась к лестнице. Конечно, она могла бы остаться и успокоить гостей, сделать вид, что ничего не произошло, но, если здесь еще один убийца, то в толпе подобраться к ней легче. Поэтому, не говоря не слова, она уходила прочь, с лицом человека, который, казалось, нисколько не смущен тем, что его только что хотели убить. Достаточно одного лишь слова, одного жеста сейчас, и площадь будет окружена гетайрами, оставшимися на местах. Безжалостная гвардия, пришпорив коней, будет сгонять всех веревками в центр, каждого, кто замешкается или попытается спорить, сметая мощными грудинами животных, приученных биться наравне с всадниками, давя копытами или рубя направо и налево клинками, не ведающими промаха. Только раз, когда бабушка решила созвать гвардию вновь, принцесса видела, как действуют эти бесстрашные, рослые женщины с глазами диких кошек. Воистину, опасен Хейп - как обученная равно женщина всегда опасней мужчины на поле брани, ибо больше первобытной ярости таится в ее груди; просыпается в хейпанкам дремлющая ненависть к любому существу мужского пола, тысячелетия назад кравшим их, невинных, из домов, от семей, свозивших на задворки Галактики, чтобы удовлетворять свою похоть. О нет, ни одна хейпанка не забыла, через что прошли ее предки, прежде чем обрести свободу. Для ее гвардейцев не было никакого значения, кого убивать во имя госпожи - и, поднимаясь, она видела, легко поворачивая голову, как раздувались ноздри идущих рядом рослых, с широкими плечами, мускулистыми руками, хелассиек, как сверкали их голубые глаза. Жажда крови пылала в них, но прежде необходимо было доставить госпожу во дворец - и Адрия поднималась быстро, перешагивая через две ступеньки, подобрав подол, а вокруг охранным строем шли гетайры. Ненадолго шум внизу отвлек ее внимание, и она обернулась ровно в тот момент, чтобы увидеть, как ее отступление внезапно прикрыл... имперец. И вот то, как он это сделал, заставило принцессу не смотреть "спектакль" до конца, а, внезапно превратившись лицом в статую, ускорить свой уход....
Оставшись в покоях, Эльми знала, что ничто еще не кончилось - все самое худшее ожидало впереди. И одним из первых звоночков стал вызов от бабули. Старушка в своей привычно сдержанной манере поинтересовалась, жива ли девушка, все ли хорошо? - и шиидо осталось лишь дивиться тому, как быстро новости донеслись до столицы. Порыв спросить, как там Тирант, она успела остановить, ведь арканианец для нее не должен был значить так много, по крайней мере, по мнению Андру. Но как могла объяснить Инара, что сейчас ей нестерпимо хочется увидеть этого прохвоста, услышать его надменный, но с нежными нотками голос - Арк лучше умел держать подобного рода удар на политическом уровне, тогда как сама девушка приучена была разбираться "по старинке". И оттого ей хотелось сейчас с головой нырнуть в горячую ванну, прикрывшись рослой, широкоплечей фигурой Тиранта, который льстивыми речами, милой улыбкой успокоит любую бурю, но никогда серые, холодные как лед, глаза его не упустят ни одного нюанса. Сейчас умение Арка "не прощать" ей было нужно, как воздух, но что поделать - арканианец слишком далеко. Конечно, не сомневалась она и в Мэе; бедный джедай, однажды оступившийся, в желании загладить свою вину (хотя она давно и безоговорочно простила) разобьется в лепешку, но достанет организатора. За такими мыслями прослушав половину бабушкиной речи, она очнулась лишь к тому моменту, когда Андру переспросила: - Хорошо?
- Что? - недоуменно пролепетала порозовевшая принцесса. Старушка что-то проворчала о "невнимательных леди", но потребовала вновь, чтобы сама Эльми не уходила из покоев, а для разъяснения ситуации отправила свою первую фрейлину. Услышав, что от нее хотят, шиидо побледнела; никому, кроме нее и Арка, не было известно, что Фрейлина и Принцесса, по сути, одна и та же персона. Но Тирант, давая ей желаемую свободу как личности, заодно направил в нужное русло просыпающиеся таланты; из его рук вышел надменный, холодный и дьявольски опасный образ - и в этом образе предстала Адрия Инара, больше не наемница, но Первая Фрейлина. Поскольку в столице фрейлины быть не могло, бабуле наверняка доложили, что она уехала сюда. Риск был, но в словах бабушки была истина, помимо всего прочего, в своей настоящем образе она могла позволить вырваться бурлящему внутри раздражению, применяя для допроса те методы, которые сочтет нужным. Первая Фрейлина, как сказал Арк, будет внушать тот ужас, который никогда не воплотит хрупкая Эльми. Трюк Палыча когда-то удался на славу, отчего бы не пойти тропой, уже проложенной? Поэтому, потратив на споры с бабулей (в основном для видимости) около двадцати минут, принцесса прервала связь, вызвав к себе начальницу охраны и объявив, чтобы ее никто не беспокоил, кроме первой фрейлины.  Гетайра, приученная не задавать лишних вопросов, только молча кивнула, отправившись ставить охрану и разъяснять приказ. Сама же Инара, вздохнув, сняла с себя красивое, но утомившее платье, потом последовало и нижнее. оставшись в одном нижнем белье, принцесса подошла к саквояжу, извлекая оттуда сначала обтягивающий черный комбинезон, потом приталенный то ли плащ, то ли платье такого же черного оттенка. Никаких узоров, кроме ребристых швов, создающих рельефность, не было на нем, никаких драгоценностей. После, всунув ноги в высокие (на небольшом, однако, каблуке) кожаные сапоги, вновь подошла к зеркалу, возвращая себе привычный за годы облик - свой облик. Потом немного заострила скулы, добавила бледности коже, красноты - губам и неестественной яркости зеленым, теперь кажущимся почти салатовыми, глазам. Закрутив волосы на макушке, приладила на голову странный шлем, плотно ее облегающий, полностью скрывающий волосы, такого же непроницаемого черного цвета, венчаемый двумя изогнутыми рогами. Просто призрак Марки Рагноса, подумала Инара, делая финальный взгляд в зеркало. Потом, отняв от стены прислоненный посох, с ее рост высотой, покинула комнату через тайный черный ход. Длинными коридорами, в кромешной тьме, точно призрак какой-то заблудившейся души, двигалась она, пока не уперлась в дверь, выходящую в оранжерею. Повернув пусковой механизм, введя хитрую комбинацию символом, Адрия проскользнула в образовавшуюся щель, чувствуя, как каменная махина встает на место за спиной. Поправив широкий, за спиной волочащийся по полу подол, шиидо величественно, точно богиня подземного мира, вышла на площадь, где совсем недавно звучала музыка и кружились пары. Сейчас же тут почти никого не осталось, должно быть, охрана в принудительном порядке "разогнала" всех по отведенным гостевым комнатам. Трупы, однако, еще не убрали, - шиидо медленно подошла к ним, оперлась на посох и долгим немигающим взглядом изучала. Потом кивнула, заметив краем глаза оторопь гвардейцев, - и усмехнулась, двинувшись к той лестнице, по которой прошла совсем недавно, в другом облике. Приглушенные шепотки следом заставили ее сердце наполниться какой-то темной самодовольной радостью: какой, должно быть, страх внушала она, если ее боялись даже эти закаленные в боях женщины? Позабывшись, Адрия почувствовала что-то неладное, только когда волна трепещущей, жгущей энергии растеклась по венам. Точно тень сгустилась вокруг одинокой фигуры в черном, зарябил, как от высоких температур, воздух вокруг, по пальцам прошлось обжигающее покалывание. Ярче засияли глаза, из груди вырвался тихий полувздох, полустон, и, не в силах больше владеть собой, сдерживать этот огонь внутри, фрейлина остановилась, дрожа, возле двух гетайров, меж которыми, закованный в наручники, едва ли не висел стрелок. Лицо его носило следы жестоких побоев, но глаза сверкали какой-то непокорной радостью, и это заставило пламя внутри самой девушки сжаться в плотный комок, вокруг сердца, отчего шиидо даже прижала правую ладонь к груди, пошатнувшись, а потом стремительно вознеслось вверх по членам, достигая сознания. Сопротивляться ему было почти невозможно, и Адрия, выпростав правую руку, резко схватила ею пленника за горло, заставляя поднять голову и посмотреть в ее полыхающие очи.
- Кто ты? - негромко, но требовательно произнесла фрейлина, сверля его взором. Ее даже не смущало, что здесь, на втором пролете, она как на сцене перед всеми, кто находится и во дворце, и на аллее. Более того, ее душа требовала этого лицедейства, тщеславного и жестокого. Мужчина ответил:
- Руас из дома Коу, - казалось, вся его радость и самоуверенность растворялись в пылающих зеленых глазах. Он не знал, ЧТО перед ним, ибо никогда прежде не встречал такого демонического и такого красивого одновременно создания, а потому невольно думал, что чертова захватчица вступила в сговор с высшими силами, получив в приспешники не иначе, как демонессу.  И, хот он был храбрым парнем, но вера недостаточно крепка была в нем, чтобы вступить в единоборство с порождением Кабира (Подземного мира). Чувствуя кожей в тех местах, которые соприкасались сейчас с белыми тонкими пальцами, оканчивающимися острыми длинными ногтями, саднящее жжение, он чувствовал почти сверхъестественный, нарастающий в нем ужас. Поэтому он отвечал на все вопросы честно, но и эта честность не могла успокоить разбуженного демона внутри самой Адрии. Чем быстрее и правдивее давался ответ, тем темнее становилось внутри; тонкие ноздри раздувались и трепетали, а полные губы кривились в приступах злобы. Неприученная к тому, что свалилось на нее совсем недавно, она просто не умела шансов стать ведущей у этих диковинных сил; чем сильнее они просыпались в ней, чем быстрее скатывалась к положению ведомой она.
Точно порыв ветра пронесся по пролету, поднимая в воздух мелкие песчинки и опавшие лепестки и кружа их в воздухе. Дрогнули за спиной, точно тяжелые разворачивающиеся крылья громадной птицы, полы плаща девушки; в этот момент лицо ее стало белее того мрамора, на котором они стояли (что казалось прежде невозможным), под глазами залегли синие тени, в обрамлении которых, казалось, даже белок ее глаз стал серым, темно-серым. Двумя яркими фонарями вспыхнули глаза, а пальцы, обхватывающие горло преступника, сжались. И разжались...
Точно отшатнувшись, чуть ссутулившись, девушка отступила назад. Теперь дрожь, сотрясающая ее тело, стала настолько сильной, что гетайры были готовы позвать на помощь, но, прежде, чем хоть одна из них захотела открыть рот, была остановлена вонзившимся в мозг, точно стрела, приказом "Не сметь!" и наяву осажена этим пылающим взглядом. Пальцы тряслись так, что посох был выпущен из руки и остался стоять лишь потому, что оперся о перила. Вихрь, поднимающийся вокруг черной фигуры, усилился, сворачиваясь в смерч. Если Адрия могла подчинить себя саму себе, она бы ощутила вместе с силой, наполняющей ее тело, невероятную слабость, как после тяжелой болезни. Но она не могла, а дикий зверь, рвущийся из глубин ее исстрадавшегося сердца наружу, не задавался такими глупостями: для него важна была только его ненасытная ярость. И в один момент смерч, кружащийся вокруг фрейлины, рванулся к пленнику; гетайры, имевшие навыки получше, прыгнули в разные стороны. Темный вихрь накрыл несчастного, поднимая в воздух; жертва исчезла в вальсирующей пелене на несколько мгновений, но ни звука не проникло наружу. Неизвестно, сколько бы продлилась эта пляска смерти с дирижером, упивающимся страданиями подопытного, ощущая их ментально, если вены не проступили темными узорами на лице "дирижера". Из правой ноздри показалась тонкая струйка крови - и вихрь пошатнулся, точно сбившись с оси. Теперь даже зверь, казалось, озаботился - и отступил. В этот момент Адрия, пошатнувшись, спешно схватилась за посох, едва не повиснув на нем, потому как колени подгибались; вихрь же распался, не замедляясь, и на мрамор с высоты около двух метров рухнул убийца. Он был еще жив, очевидно, потерял сознание от боли; подбежавшие гетайры поморщились - снизу до пояса не было ни одной целой кости, множественные переломы с торчащими осколками костей, сплошное кровавое месиво.
- В мед.камеру его, - распорядилась одна из них, старше званием, подбежавшей охране с носилками. При этом взгляд ее постоянно контролировал Фрейлину не без опаски: подтвердив слухи о себе, женщина еще и зародила нехорошее ощущение столь изощренной жесткостью, в первую очередь тем, как упивалась ею. Наслышанная о кое-каких вещах из остальной галактики, гетайра быстро записала Первую в темные, как минимум. Но та не подавала никакого протеста против распоряжений, и стража удалилась вместе с раненым. Адрия ж, кое-как найдя в себе силы встать на ноги твердо, теперь опираясь на посох по причине крайней надобности, преодолела последний пролет, двинувшись в гостевое крыло замка. Сейчас у нее не было никаких сил вести допросы, но именно там, на беду, находился приглянувшийся ей снизу балкончик, с крышей, точно такой же как в столичном дворце, увитый зелеными стеблями. Полумрак царил там; она не знала, как, но чувствовала это. Дойдя же до вожделенного балкона, преодолев перед этим темные, как и первый. тайные коридоры, которыми дворец был полон, шиидо, отставив посох, рухнула на дальнюю лавочку, закрыв глаза. Слабость, казалось, начала ее оставлять, жизненные силы медленно, но верно наполняли плоть. Но занимал ее не вопрос резкого ухудшения здоровья - после таких вспышек она часто подмечала за собой разной степени слабость. Ее беспокоило произошедшее со стороны почти полного контроля над ситуацией. Нет, ей и прежде доводилось испытывать гнев или жажду крови, мщения, но силой воли она загоняла негативные чувства далеко и глубоко, пряча их за тысячей засовов. Как же так вышло, что засовы срываются сейчас? Что тому причиной? Тирант, Тирант, почему же ты не хочешь объяснить мне, что со мной происходит? - в такт своим мыслям девушка опечаленно покачала головой. - Я уверены, ты знаешь...
Мэй... Нет, ты вряд ли знаешь. Ты даже не подозреваешь, какие сюрпризы таятся теперь во мне - от тебя я прячу их еще надежнее. 
- Прости, милый, но ты не сможешь помочь, а потому и знать тебе не зачем... - тихо прошептали ее губы самой себе.

Это покажется странным, но сначала Адрия, глубоко погруженная в собственные мысли, решила, что это подсознание затеяло с ней такой забавный диалог от лица Мэя. Тот даже факт, что голос не совсем походил на Мэевский, ее нисколько не смутил, - в конце концов, разум дает лишь символически похожего собеседника; ты сама как бы знаешь, что это именно Мэй, а то, что у него другой голос или, скажем, глаза, нос, волосы, - так это условно-допустимое.
- Я был монстром. Я был чудовищем. Я был лжецом. – прозвучало в сознании от лица Мэя.  Словно бы укоризненные нотки послышались в этом утверждении, и Адрия, порозовев, сама подивилась своему смущению. Подняв руку, фрейлина почесала кончик носа с таким остервенением, словно нос был чужим, как всегда делала, если ощущала себя накосячившей.
- Я так сказала? – мысленно отозвалась она незримому Мэю, который, по ее представлению, стоял сейчас где-то позади, скрестив, как всегда, свои длинные ноги и опершись пятой точкой о перила или стену. Странно, но, обычно отлично запоминавшая все оскорбления, которые бросала кому-либо, сейчас ничего подобного в его адрес вспомнить не могла.
Как будто бы это клеймо делает меня чем-то ужасным. – любезно пояснил все с той же укоризной Эраэль, и претензия стала приобретать понятные формы. Почти с облегчением, шиидо шумно выдохнула и мелодично рассмеялась, правда, вслух, но ее это не смутило – разве, наедине сама с собой, она не вправе немного похихикать?  - Ой, да ладно тебе! – кокетливо поведала она своему мысленному другу. – Это ж когда было? Ты, между прочим, хотел меня убить, нервы, все дела. Боги, Мэй, ты знаешь меня так давно – разве не помнишь, какими эпитетами я могу наградить, если разозлюсь? Мне кажется, мы все ведь уже решили, взаимно извинились, может, простим друг друга и забудем уже об этом?
- Наверное, моя страсть закрыла мне на что-то глаза, хотя у всех нас есть секреты, не так ли?
- Ну, что поделаешь, - беспечно пожала плечами Адрия, удивляясь настырности Мэя. Чего он сегодня так к ней прицепился, в самом деле? Обычно ему не было свойственно, напротив, Эраэль являл собой образец галантного во всех отношениях человека, никогда не пристающего с дотошными расспросами, но, в конце концов, сейчас это ее личный, подсознательный, Мэй, и она решает те вопросы, в которых сомневается сама, а он лишь озвучивает их.  – Ты прав, у меня есть от тебя секрет. Но, Мэй, пойми меня правильно, как я могла тебе рассказать? – винилась и тут же подбирала она оправдания, нужные лишь ей самой, для внутреннего успокоения.  – Это не только моя тайна, и потом – ты ничего бы не смог сделать, только переживал бы попусту, а я слишком дорожу тобой, чтобы заставлять переживать лишний раз. Но клянусь, я расскажу тебе, правда, все-все, как только буду готова. – собеседник ненадолго замолчал, медлил с ответом, и девушка всем существом чувствовала напряжение, повисшее в воздухе, как и легкую дрожь по всему телу. Вот только далеко не сразу до нее начало доходить, что это на самом деле значит, и почему зверь внутри рычит и царапает клетку….
-  и чистая энергия Тёмной стороны, заставляющая моё сердце чуть ли не выпрыгивать из груди. Или же и это опять ты делаешь?
- Что? – непонятно кому задала вопрос шиидо, вся окаменев. Образ Мэя в сознании задрожал и растворился в пространстве, сменившись другим.  Только за счет гигантской волны изумления, обрушившейся на нее,  девушка не подпрыгнула на скамейке, а осталась сидеть, точно была не человеком из плоти и крови, а бронзовой статуей. Внешне ее изумление проявилось лишь в том, как широко распахнулись ее и без того большие зеленые глаза, да напрягся рот. Руки мягко заскользили  с колен, пока не легли ладонями на прохладный металлический край скамьи, и пальцы медленно согнулись, обхватывая его. Сердце колотилось так, точно намеревалось выпрыгнуть из груди немедленно, ей приходилось прикладывать почти неимоверные усилия, чтобы удерживать под контролем хотя бы дыхание, не давая ему сделаться слишком частым. Ее бросало то в холод, покрывающий льдом все внутренности, то в жар, вулканической лавой плавящий все внутри. То хотелось поспешно закутаться в плащ, потому что тело начинало бить в ознобе, то, напротив, руки тянулись сорвать ставший таким тесным комбинезон вместе с платьем сверху.

Что вы почувствуете, когда ваш кошмар станет реальностью? Во сне он неизбежен, всесилен, но его время ограничено – когда-нибудь вы проснетесь, и его власть закончится. Но как быть, если в один тихий, теплый вечер, когда на небе сияют миролюбивые звезды, а легкий ветерок навевает романтический настрой, расслабляя вас после трудов тяжелого дня,  за своим плечом вы вдруг ощутите дыхание Зла?  Вы даже еще не видите его, но парадокс в том, что и не хотите видеть, напротив, медленно опустив ресницы и облизывая внезапно пересохшие губы, вы молите богов, чтобы это вам просто привиделось - вы всего лишь задремали на этой скамеечке. Вы надеетесь всей душой, что, открыв вновь глаза, увидите перед собой все тот же пустой балкон, укрытый в зеленой листве от посторонних глаз,  - и его не будет. Сгинь, пожалуйста, сгинь, - мысленно просите вы, - пожалуйста, скажи, что мне это все просто снится. Сегодня такой тяжелый день, я не хочу… не могу… я просто не вынесу…. Но тьма неумолима; молитвы тщетны, потому что вы слышите еле слышный шелест одежды, почти бесшумные шаги – он ходит, как дикая кошка, крадущаяся к добыче, в невесомом шепоте ночи его легко не услышать – но вы слышите, нет, вы кожей затылка чувствуете каждый шаг. И, чем ближе становится ваш кошмар, тем сильнее приподнимаются волосы, точно наэлектризованные. Вы желаете теперь убежать – и жалеете, что не сделали этого сразу, когда ноги еще слушались. Но теперь поздно – он прямо перед вами, и, хоть ваши глаза все еще закрыты, но невозможно не почувствовать этот взгляд.

- Зачем ты сбежала? – вздох, который издала девушка теперь, был преисполнен какой-то печальной обреченности. Боялась ли она? Да, но не его – она боялась сейчас более всего саму себя, ей не хотелось говорить с ним. Неторопливо подняв руки, она потерла слегка дрожащими пальцами виски, потом скользнула на лоб, оттуда на переносицу и на подбородок, потом вновь оперлась руками о поверхность скамьи, меланхолично покусывая губу. Наконец, пауза стала тяготить даже саму Адрию; она закусила нижнюю губы, вздохнула и открыла глаза, снизу вверх взглянув на гостя. Она даже не подняла головы, лишь склонив ее чуть к левому плечу, отчего смотрела словно бы исподлобья и, в совокупности с тенями, которые роняла на них ночь, и ярко-зелеными глазами, впечатление создавалось, будто смотрит она со злобой, хотя, если и было что-то в ее глазах, то гигантская усталость.  Ритхилт ни капли не изменился – хотя, конечно, с чего бы, прошло чуть меньше месяца с их последней встречи,  - и вел себя все так же.  Укоризна, которая прежде слышалась ей в его голосе, - и тут Адрия, тихо застонав, невольно закрыла лицо рукой, покачав головой: подумать только, поговорила с Мэем! Хорошо хоть, что не вслух! – исчезла, на смену ей словно пришли нотки любопытства. Не убирая все еще руки от лица, девушка вновь облизнула нервно губы; ей был странен заданный вопрос. Что он хочет от меня?  - но, в конце концов, так долго молчанием отвечать вопрошающему элементарно некрасиво, поэтому, убрав ладонь, шиидо легко оттолкнулась от сиденья и оказалась на ногах.  Теперь Советник был не настолько выше, чтобы ей было неудобно смотреть на него, но правда была в том, что ей не хотелось смотреть на него. Опустив руки вдоль боков, на автомате теребя пальцами гофрированный шелк верхнего платья, просто, чтобы чем-то их занять, она медленно двинулась в сторону от гостя, точно намеревалась просто уйти, не поддержав диалога.  Однако, отойдя до второй от него опорной колонны, Инара остановилась, развернулась боком, точно ее внезапно заинтересовал ночной пейзаж, открывающийся взору, но ответила негромко, уняв волнение в голосе, но переборщив немного, отчего вообще все эмоции исчезли из него:
- Здравствуйте, Советник, - и сама подивилась, как сухо и официально это прозвучало,не подозревая, что каждое насыщенное надменным ядом слово шепчет ей на ухо коварный зверь, получивший чуть больше свободы, чем можно было позволить. Он шептал, и с его клыков капал белесый густой яд, пахнущий миндалем. Зверь наслаждался незаметным единением, которое она замечала, но от волнения не осознавала. - признаться, я подозревала, что… не важно! – сбившись, она просто оборвала фразу, отмахнувшись от нее рукой, точно та была чем-то осязаемым.  – Рада, что вы пребываете в добром здравии, - чем сильнее она начинала вновь волноваться, тем злее становилось чудовище в ее груди. Оно уже не шептало, но рычало низким, утробным рыком, не предвещавшим ничего хорошего. Только не подходи ко мне, взмолилось сознание, обращаясь неведомо к кому, но, разумеется, хотя это предупреждение ей хотелось произнести вслух, это было недопустимо. Оставалось лишь собрать в кулак все волю и позорно спрятаться за хейпанскими обычаями,  - Я не назначала вам аудиенции, - чуть вскинув голову, холодно заявила Адрия, наконец, полностью развернувшись к нему и стараясь придать своему взгляду достаточно твердости. – Если завтра я найду время, я приглашу вас в свой кабинет, чтобы задать кое-какие вопросы касательно сегодняшнего происшествия,  - и тут же устыдилась сама себе. За ту ее пьяную выходку она и сама бы себе снесла буйную головушку, тогда как Ритхилт, кажется, вовсе не торопится как-либо ее калечить в отместку, а она ведет себя, как последняя трусиха! В конце концов, глупо бояться разговора – не съест же он ее, в конце концов. Зверь больно царапнул по сердцу, готовый рвать ее за слабость сентиментальности, но почему то быстро утих, подчинившись. Несколько раз медленно моргнув, девушка глубоко вдохнула и, наконец, нашла в себе силы улыбнуться, хотя вышло какое-то странное подобие.
- Извини, - негромко произнесла она, на сей раз голос, может, и не был таким уж радушным или веселым, но, по крайней мере, в нем появились хоть какие-то теплые интонации.  – Хейпанские обычаи специфичны, трудно сразу выйти из роли, - Инара вновь посмотрела на него и попыталась улыбнуться; на сей раз вышло более естественно. – Ты хочешь узнать, почему я ушла? – памятуя, что ситх не любил дважды повторять, как и оставлять заданные вопросы без ответа, она понимала, что хоть как-то, но ответить придется – желательно, не врать. Беда была в том, что она понятия не имела, как правильно ответить – слишком многое руководило ею в тот момент, и не все поддавалось объяснению.  – Наверно, нет смысла уточнять, зачем тебе это?  - все же попыталась увильнуть девушка.  – Ушла  и ушла – разве так важно? Ты ведь получил послание, в котором я уведомила тебя о том, что расторгаю договор в одностороннем порядке, - на этот раз улыбка вышла почти идеально, немного ироничной, - Наемников в Галактике много, невелика потеря, - и, передернув плечом в завершение своих слов, Адрия замолчала, снова повернув голову для осмотра панорамы там, за перилами.

Небо было поразительно красиво; в причудливый узор сплетались мириады звезд, отчего так светло было даже в позднее время суток. Если где-то там, за сотни, тысячи, сотни тысяч парсеков отсюда, на планете центра, ночь отвечала всем о ней представлениям, ибо в ней невозможно было пройти и метра, не споткнувшись, без источника дополнительного освещения, то здесь, на Хейпсе, в самом сердце Кластера не столь, правда, по координатам, сколь по значению, ночь больше походила на поздний вечер, сумерки, но никак не на то время, под покровом которого сон разума рождает чудовищ. Далеко на горизонте, там, за вереницей зданий и равнин, за горным хребтом, еще чудились отголоски умирающего дня, и Адрия не могла отвести взгляда от этих меркнувших всполохов алого и золотого. День, который был так же прекрасен, как и его прародители, сгинул... все в этом мире когда-нибудь уйдет, оставив за собой лишь легкий след, как отпечаток ступни на мокром песке полосы прибоя, но время безжалостно сотрет и его. Люди, век которых весьма короток в этом круговороте жизни, вечно куда-то торопятся, и она заразилась этим от них, но здесь, почему-то только здесь, впервые за долгое время ощутив себя как-то странно... свободно, девушка отчетливо поняла, как не мирись она, как не борись и как не притворяйся, ее жизнь - путь длиною в несколько веков еще только начат. Здесь, в этом мире, она может стать богата и независима, открыв в себе те глубины, о которых раньше и не мечтала....
   Посмотри на это небо, милая, снова зашептал демон внутри, вдохни полной грудью сладкий воздух. Ты чувствуешь это? Чувствуешь жизнь, что пульсирует по венам; здесь, твоя и его, там, вокруг, сотен и тысяч подданных, миллионов живых существ? - и Адрия, почти убаюканная этим сладостным шепотом, и впрямь, чуть приподняв голову, трепещущими ноздрями втянула насыщенный пряными запахами ночной воздух пригорода, прикрыв глаза. Вот только не было перед ней четкой картины, какую, пожалуй, видят джедая; напротив, лишь багровые дрожащие огни на фоне кромешной темноты. Ее брови дернулись, точно в недоумении, прежде чем сдвинуться к переносице в недовольстве - она силилась, напрягая каждую мышцу, каждый нерв, но картина сделалась еще более размытой, туманной, точно некий гений писал прекрасный холст, но разозлился и просто опрокинул на него банку с краской. Демон внутри внезапно дико рассвирепел на это, так рванувшись, что грудную клетку, казалось, вот-вот разорвет от невыносимой слабости. Аура ее вскипела не просто тьмой, но практически той матовой чернотой, поглощающей свет, которая свойства зеву Пожирательницы Звезд. И оттого громкими, почти стучащими по воспаленному нагрузкой мозгу показались ей шаги Советника; цок-цок-цок, отстукивали его каблуки по мрамору, и шиидо едва не вцепилась напряженными пальцами в виски.

    Бархатистый его голос прозвучал совсем рядом, и девушка открыла глаза практически в тот миг, когда рука мужчины поднялась. Потемневшие глаза ее, с расширенным, как у наркомана, зрачком, сфокусировались на этом его действии, демон взвыл и рванулся наружу, навострив свои хищные когти.... и мощный порыв ветра, хотя за стенами дворца воцарилось безветрие, ринулся к Советнику, вцепившись в полы его одеяния. Но тут же все стихло... Однако, Адрия секундой раньше вся подобралась, дернувшись на шаг в сторону. Тонкие ноздри ее раздувались, как у взбешенного животного, лицо касалось бледнее воска, а на нижней губе показалась полоска крови, до того сильно она впилась в нее зубами.  Спина ссутулилась, руки, чуть согнутые в локтях, были отведены назад, а пальцы скрючены, подобно лапам ночных пернатых охотников. Казалось, еще мгновение, и она вцепится этими же пальцами в горло собеседнику, но Советник вовремя убрал руку, так и не коснувшись ее лица. Учащенно дыша, девушка удержала свою вспышку, на нетвердых ногах отступив назад; с каждым шагом, хоть уверенности в ее движениях не добавлялось, зато исчезало это внезапное сковавшее ее оцепенение. Лицо приняло прежнее выражение, почти безмятежное, плечи распрямились, и только частое дыхание еще выдавало не утихшее волнение.
- Никогда... пожалуйста, - неверным ей самой голосом пробормотала Адрия, всматриваясь в ярко блестящие сейчас желтые очи, - никогда так не делай... - И поспешно пояснила, прикрываясь законами ради сокрытия истинной причины, - На Хейпсе не принято дотрагиваться до чужой женщины без ее разрешения, особенно, чужакам. - Теперь в ее голос почти вернулась былая твердость, а сердце перестало бешено колотиться. Воздев руки к лицу, девушка коснулась ладонями лба и устало провела вниз, желая стереть с кожи влагу, холодным потом выступившую из пор. Потом вернулась к разговору, благоразумно поддерживая избранную дистанцию с ситхом. То, на что ей почудился было намек в его словах, показалось сейчас каким-то диким, насмешливым, точно некто могущественный вдруг решил над ней еще больше посмеяться. Возможно, если бы не эта вспышка, которую ей удалось удержать, сейчас бы она вспыхнула, разразившись скепсисом или ядом, но, как всегда, слишком много сил было потрачено, чтобы удержать зверя в клетке, плюс совсем недавний "прорыв", и теперь ей хотелось только сбросить все эти наряды, украшения, опустившись на что-нибудь, закрыть глаза и уснуть, перед тем, быть может, еще разрыдавшись. И все же, хоть былой цинизм и не вспыхнул в ней, однако, не было и какой-то бури ликования. Почему? Потому что ей даже сама мысль о том, что он может что-то такое сказать просто так, потому что чувствует, казалась дикой. Она недолго работала с Советником, но более скупого на чувства, расчетливого и практичного человека не встречала, и это точно. Точно мириады лет назад высушенная вспышкой далекой сверхновой пустыня, на которой никогда не суждено выжить ничему живому - вот как ей представлялась душа его. Душа, хех... если она там вообще есть.
  - Да, конечно, - спокойно кивнула она, опустив взгляд себе под ноги, точно внезапно заинтересовавшись узором на мраморных плитах. - Но ты очень расчетливый человек... или ситх?...  Так что, если честно, я не верю, что ты просто взял и простил меня, - тут она снова подняла взор на него, хмуря тонкие брови. - Значит, ты чего то от меня хочешь. Чего то более выгодного тебе, чем простое убийство. Остается лишь маленький нюанс - услышать ту цену, которую я должна выплатить, - губы исказила печальная усмешка, свойственная людям в момент понимания, что они обречены....