Телохранителям она приказала за собой не следовать и даже дашайду не позволила пойти, за что словила долгий взгляд неодобрения со стороны монстра, который все это время, как оказалось, находился рядом, держа владычицу в поле зрения. Даане же не хотелось думать о том, какой гастрономический интерес испытывает Кхем Вал по отношению к Арку, ведь пожирателю одаренных больше всего по вкусу милее как раз темные сторонники Силы, а Тирант не раз уже за день выпустил свою тьму и дашайд, несомненно, это почувствовал. Откровенно говоря, желание пойти без сопровождения на яхту арканианца объяснялось некоторым безразличием к вопросам собственной безопасности, что являлось недопустимой халатностью, но в то же время выглядело знаком доверия и положенного положения, в противном случае ученый мог счесть себя оскорбленным, а это не то впечатление, которое хотела о себе оставить Корас в завершение вечера.
И впрямь, когда они сели в транспорт, выйдя на посадочную площадку школы, на столичный город опускалась ночь. Раздав указания дашайду и старшим работникам школы, из тех, кто пришел посмотреть на "танец со световыми мечами", Даана дала усадить себя в транспорт, должный доставить к яхте.
Она сидела напротив, подперев щеку, и, задумавшись, остановила взгляд на лице Тиранта, не думая о приличиях. Ее мысли можно было прочесть без малейших усилий при наличии такового желания. Дана смотрела туда, где скрывалась ужаснейшая рана, потом словно осознала, куда смотрит, смутилась и отвернулась со вздохом. Стало неловко, захотелось то ли идиотски улыбнуться, то ли извиняться, но дело закончилось тем, что сжатая в кулак ладонь глухо стукнула по обшивке сидения. Разжав пальцы, рыжеволосая посмотрела на них, будто впервые, и убрала той же рукой упавшую на лоб прядку.
- Честно признаться, давно не выбиралась вот так практически ночью. Со времен моей службы в качестве имперского рыцаря... и да, это оказалась погоня за призраком, - она нарушила молчание, вернула взгляд Тиранту и все-таки немного улыбнулась. - Спасибо.

Говоря откровенно, арканианец привык к повышенному вниманию к своей персоне, в частности, от женщин, не только по причине богатства или влияния, но и довольно красивого лица. Природа и родители одарили его нетипичной, но гармоничной внешностью, которую не портил даже холодный взгляд, который, однако, умел быть и теплым, и даже обжигающим, но не для всех. Вот и сейчас, сидя напротив женщины, он смотрел в окно, но чувствовал ее взгляд на себе, причем на левой стороне, обращенной сейчас к ней. Подпирая подбородок рукой, тем самым, скрыв почти всю нижнюю часть лица, арканианец казался безразличным, но таковым не был – он следил за каждым действием гостьи, пусть и через Силу, но ее взгляд отслеживать не было нужды, ибо так и жег кожу. Даана вряд ли была виновата сейчас, просто физическая память плоти, которая раз за разом претерпевала жуткие болезненные метаморфозы, и вот в том, как они появились, была и заслуга императрицы, отчасти. Впрочем, думать об этом сейчас Арк не желал, а потому, повернувшись к ней, улыбнулся:
- Вам полезны прогулки, ваше величество, - с странной теплотой внезапно в голубых глазах, сейчас напоминающих не ледяные поля Аркании, а весеннее небо Набу, посмотрел он на нее. А потом опустил ту руку, которой подпирал голову, вдоль стекла, и накрыл ладонью ладонь правительницы, чуть сжимая и поглаживая мизинцем и безымянным пальцами внутреннюю поверхность ее небольших пальчиков. Для несклонного к прикосновениям ученого несколько странное поведение, но иногда не так важно, что хочешь сам, важнее комфорт дамы, хотя, откровенно, его гостья не была уродливой старухой, и оттого и ему прикосновение приходилось по нраву. Возможно, это всего лишь его домыслы, но он ощущал что-то в ее ауре, какое-то изменение, не замеченное прежде, но подсказывающее, что ничего так не хочется этой высокопоставленной женщине, как побыть просто женщиной. Что ж, это и рождало легкую, дружелюбную улыбку, поскольку осуждать такое чувство он не смел. Всем рано или поздно хочется быть просто близкими кому-то, без "за" и "против", лишь бы обняли, согрели, успокоили, ибо быть одинокими в беспощадном мире удел слишком тяжелой, так можно быстро сломаться. Причем, чем горделивее твоя натура, чем тверже, тем сильнее риск, особенно, люди, которые были слишком хрупкими внешне и внутренне. – Вам нужен отдых, я вижу это… как специалист, - и, наклонившись, поднес ее пальцы к своим губам, коснувшись кожи женщины почти невесомым, деликатным поцелуем.
Впрочем, сантименты быстро пришлось окончить – ибо транспорт замер возле входа в роскошную яхту, занявшую одну из самых больших посадочных платформ. Трап уже был опущен, и Арк, спустившись первым, развернулся, чтобы подать руку своей спутнице. Но так ее руки и не выпустил, даже потом, пока они не вошли на борт. Коридоры были оформлены в минималистическом, столь характерном для арканианцев стиле – белые стены, серые потолки и пол, редкие предметы искусства. Зато зал, в который они с Императрицей вошли, был оформлен совершенно иначе – в золотисто-зеленых тонах, мягких, не будоражащих глаз. Небольшой столик посредине, на котором скромный по количеству блюд, ужин на двоих, фрукты, сладости. Два бокала из дорогого стекла, в ведерке со льдом две бутылки вина. Диван с одной стороны и вид на большой камин – с другой. Разумеется, держать открытый огонь на борту корабля Арк бы не стал, это была лишь дорогостоящая имитация огня, иллюзия, но она радовала глаз и расслабляла, а так же дарила тепло. Картины и несколько масок по стенам. Роскошный ковер на полу, в виде шкуры какого-то гигантского мохнатого зверя кирпично-красного окраса, с ворсом длиной в ладонь самого ученого. И два скрытых за портьерами выхода с противоположной стороны – один в спальню, другой в ванную. Но арканианец проводил свою посетительницу сейчас, а не Императрицу – титулы следовало оставить за дверью – к дивану, только там отпустив ее руку. Сам же отошел чуть назад и, расстегнув застежки куртки, снял оную, повесив на специальный манекен. Теперь он, избавившись от верхней части одежды, остался лишь в рубашке, сапогах и брюках, благо что температура в каюте была достаточно жаркой, но не до утомления и дискомфорта.
- Располагайтесь, как вам удобно, миледи, – улыбнувшись, он подошел к столику, наклонившись, чтобы достать бутылку. К Силе ради подобных мелочей он прибегать не любил, ни ради бахвальства, ни просто из лени. – Сегодня мой дом – ваш, - легко открыв пробку, наполнил оба бокала и один галантно подал даме. – И я целиком в вашем распоряжении, - голубые глаза чуть потемнели, когда ученый задержал на женщине пристальный взгляд, прежде, чем присесть рядом, полубоком, лицом к ней, и, приподняв бокал, произнести тост: - За вас, Даана.

На неожиданную перемену в спутнике Даана ответила удивлением в собственном взгляде, потому что помнила, как практически все время во время своего визита Тирант выражал что угодно: вежливое равнодушие, деловой интерес, даже гнев, совершенно ледяное безразличие, немного печаль - но не могла сказать, что среди всех описанных эмоций встречала участие. Она чуть вздрогнула с непривычки от чужого прикосновения, замерла, словно застигнутый врасплох зверек, не знавший ласки. Но руки не отдернула, с любопытством исследователя сосредотачиваясь на непосредственных тактильных ощущениях. Запоздало подумала о том, что тот наверняка заметил ее напряжение. Не очень-то вежливо по отношению к нему, может подумать, что ей не слишком приятно его общество.
- Вы правы, - произнесла она, сделав глубокий тяжелый выдох. - В последнее время много поводов для... отсутствия отдыха. Нервы как натянутые струны. В Империи сейчас идут перемены... события подобного рода неизбежно сказываются на личном времени. Да и не только, - не закончив фразу, Дана прикусила язык. Не хватало в тысячный раз напоминать о том, что оба вспоминать не хотели.
Остаток поездки она провела с закрытыми глазами, вслушиваясь в почти невесомые ощущения, с удивлением отмечая целую гамму внутренних переживаний, возникших похожими на некий фрактальный цветок. Легчайший поцелуй на своей кожи встретила доброй, но вместе с тем все еще слегка озадаченной улыбкой.
- Специалист. Вы удивительный человек, Тирант. Пусть даже вам об этом каждый день говорят.
И, пожалуй, она была даже благодарна, когда на борт они поднялись вместе - рука в руке.
Зал, который предстал перед ними, оставлял приятное впечатление. Помимо излюбленных строгих имперских интерьеров в монохромной гамме с вкраплениями красного или синего ей нравились светлые, приятные глазу тона, на которых отдыхал глаз, незагроможденные лишним убранством, хотя на ум не приходило, когда и где в последний раз она их видела. Улыбнувшись чуть шире чуть повеселевшей улыбкой, она с легким наклоном головы присела перед Арком и, обогнув диван, опустилась на пышный ковер с тихим-тихим довольным вздохом.
- Благодарю, Тирант, - взяв предложенный бокал, она поднесла ближе, чувствуя щекочущий аромат. - Должна сказать от чистого сердца, что ваш дом полон... уюта. Наверное, было глупым стереотипом отчего-то полагать, что вашему народа свойственна любовь исключительно к белым и холодным оттенкам, - блеклые зеленые глаза пересеклись с голубыми.

Гостья несколько озадачила хозяина, пересев на ковер, но лишь ненадолго, поскольку, небрежным движением свободной руки поддернув вверх брюки с колен, чтоб не тянуть ткань, он опустился рядом, возможно, слишком близко, поскольку его колено касалось ноги женщины. Приятный бархатный вкус любимого вина прокатился по горлу, и ученый, в три глотка допив, отставил бокал, чтобы снова наполнить – себе и даме, если потребуется.
- Я не такой уж холодный… Даана. Позволите, раз уж мы не в придворной обстановке, так вас называть? Да и мои соотечественники не сильно отличаются любовью к белому, просто…  это нейтральный стиль общественных мест.  Если когда-нибудь вы побываете в моем настоящем доме, на Аркании, приятно удивитесь, пожалуй, после такого обо мне впечатления, - он снова улыбнулся, и тут заметил, что капля с края бокала соскользнула, капнув чуть ниже левой ключицы гостьи. Скорее автоматически, чем осознанно, протянул руку и вытер одним прикосновением большого пальца, но и осознав свое деяние, вряд ли смутился, просто потому, что не видел повода смущаться. Если бы ее величество было категорически против неких… вольностей, вряд ли бы столь легко согласилась прийти к нему на ужин в его же покои. А потому посмотрел на нее с чуть лукавой улыбкой. – Простите мою вольность, здесь я привык быть хозяином.  – и на мгновение, в тон словам, задержал взгляд на ее лице, точнее, на губах, мимолетом подумав даже, что находит весьма соблазнительной мысль поцеловать их, однако, легко качнул головой, откидывая лишние рассуждения, и снова взялся за бокал.

Даана сидела удобно, на правом бедре, опираясь правой же рукой, отчего держать бокал пришлось в левой, хотя и несколько непривычно. Ноги наполовину поджала, держа ближе к себе, чтобы занимать меньше места - все-таки она чувствовала прикосновение, но не была уверена, что ее близость не доставляет неудобств, ведь, как ей показалось, Тирант очень ревностно следил за границами своего личного пространства. Сама же она с любопытством прислушивалась к этому ощущению, напоминавшему, что рядом с ней все же мужчина из плоти и крови, а не статуя, высеченная изо льда. Только что прозвучавшие слова, очевидно, были призваны это подтвердить.
- Вещи многое могут сказать о характере их владельца, как и место, где он обитает, - какая идиотская банальность. Дана поспешила сделать глоток, но вышло не слишком изящно, потому что капля сорвалась с бокала и попала на кожу. Женщина чуть вздрогнула, замерев, проследив жест хозяина яхты немного растерянно, потом моргнула, улыбнулась и сделала новый глоток.
Она слишком отвыкла от простого общения и в то же время забыла, когда в последний раз общалась с кем-либо, кроме личной охраны, дашайда и мужа, не считая учеников в школе. По правде говоря, в последнее время ей и не хотелось вести задушевные беседы с кем бы то ни было, но Арк... Наверное, было очень неразумным проводить с ним больше времени, чем того предусматривал формат встречи, но стоило признать, что он умел располагать к себе. Или же на самом деле ей просто не хватало чего-то...
- А теперь - за вас, - негромко произнесла она, когда он наполнил опустевший бокал, приподнимая и салютуя напитком.

- Разумеется, миледи, если хозяин ревностно подбирает их под собственный комфорт, а не требования моды или производства, - дома или в каюте Арк редко изображал из себя беспощадного мастодонта бизнеса, разумеется, если не принимал гостей с официальным визитом. Но сюда он пригласил эту женщину неофициально, на неофициальный ужин, так к чему же было городить комедию? Чтобы волосы не мешались, он быстро поднял руку, перекрутив массу серебряных прядей и перевязал их лентой, выуженной из нагрудного кармана. Ворот рубашки после был отпущен на три пуговицы, а поза изменена на позу для медитаций, широко расставив колени и сидя на пятках. - Благодарю за добрый тост, - он посмотрел на нее, допив, и широко, располагающе улыбнулся. Когда-то Адрия говорила ему, что без своей царственности он обладает потрясающей харизмой, вероятно, так и было, но вряд ли без этой царственности его когда-либо представляла сегодняшняя гостья. Отставив бокал, меланхолично закатал рукава рубашки по локоть на обеих руках и стал выглядеть совершенно домашним. Чуть сдвинув брови, изучал какое-то время стол, прежде чем взял с подноса небольшую ягоду и съел.
- Угощайтесь, Даана, вам понравится, может, мы зануды, зато гурманы, - и вдруг озорно ей подмигнул, снова потянувшись за бутылкой, дабы наполнить бокалы в третий раз. Он хотел, чтобы она расслабилась, перестала зажиматься и держаться напряженно. Перед ним была леди-ситх, но держалась совершенно... замученной. Без царственной непринужденности.
Чтобы ее такой ни сделало, он не ходил это увлекательным. И, наполнив бокалы, не торопился их брать, пристально глядя на женщину. А потом протянул руку, пальцами приподнимая ее за подбородок и слегка поглаживая его, за долю секунды до того, как наклонился и поцеловал ее. Это не был напористый, жадный поцелуй, напротив, нежное деликатное прикосновение, которое длилось не более вдоха.
- Не могу видеть вас такой мрачной, - тихо шепнул ей, прежде чем отпустить.

А ведь и правда, этот мужчина не просто располагал к себе - он поступал на каждом шагу так, как вряд ли от него стоило ожидать. По-домашнему расслабленный арканианец? Явно не в реальном мире, они же гордые до невозможности. Но не всегда непробиваемо холодные, ведь тогда не могли бы столь ярко проявлять истинные чувства.
Даана считала, что эмоции, показываемые вовне, будучи искренними, прибавляют доверия и понимания к тому, кто их испытывает. Может, в этом крылась очередная причина неприязни к каменным лицам и маскам. Ведь сама женщина не скрывала собственных душевных порывов без исключительной необходимости.
Она решила разумно последовать совету, ведь только пить и не есть чревато не самыми благоприятными последствиями для организма. По примеру хозяина яхты она тоже потянулась за ягодой, все еще чувствуя себя немного неловко попросту с непривычки, ведь до ужинов, званых или нет, с высокопоставленными персонами ей очень давно не приходилось разделять - в последний раз, если не изменяет память, это было на Билбринджи у Брауна еще до злополучной самоубийственной миссии. Но Брауна можно смело считать "своим" человеком, тогда как Арк - сам по себе и никому не подотчетен.
К тому же его явно что-то гложило - нечто, что он показал в кабинете. Даана тогда сделала вид, что ничего не заметила (да и не сказать что поняла, в чем там дело). Она считала, что не вправе лезть не в свое дело, раз тем более об этом не просят.
Все мысли вымело разом, когда этот невозможный мужчина потянулся к ней и сделал то, чего она точно не могла от него ожидать.
Поцеловал.
Всего на пару мгновений. И когда он отстранился, Даана услышала собственный долгий досадливый полувыдох, показавшийся слишком громким.
Очевидно, она сама от себя не ожидала подобного, но, потянувшись в ответ, следуя какому-то дремучему инстинкту, мягко обняла за шею и с пронзительной пустотой в голове коснулась мягких губ сама, кажется, не ведая, что творит.

Арканианцы и впрямь были горды; горды до той редкой степени невозможности, которую могли понять - но и то вряд ли - разве что древние ситхи. Столько свершалось мыслимых и немыслимых вызовов судьбе из за этой гордости, даже сам Тирант в эти грабли вступал не раз. А, возможно, никогда из них не выходил. Но он был дома, в своей каюте, где можно было расслабиться, если возникала необходимость. Сейчас было что-то сродни ей...
Вздох женщины и ее расширившийся зрачок успели предупредить незадолго о том, что она - возможно - сделает. Личное пространство Арк оберегал ревностно, это правда, но сейчас не стал ничего даже пытаться предпринимать. Вместо этого, когда руки ее обвили его шею, он лишь положил свои ей на талию, прижимая к себе. Даана была выше и крепче сложена, чем другая, да и на остальном в них было на деле мало сходства: рыжий Императрицы скорее красный, тогда как у той - мед. А зелень у одной в изумруд, а у второй в бирюзу с прожилками салатового. Но прикасаться к Императрице было приятно, и он не просто уже держал ладонь на ее пояснице, но обвил рукой стан, одновременно перехватывая ее поцелуй, забирая инициативу. Как говорится, грех отказывать женщине, но Тирант не собирался. Второй рукой он обхватил шею гостьи, и поцелуй из чувственно-нежного превратился в жаркий и страстный. Он то впивался в ее губы, скользя языком меж них, то хладнокровно отстранялся на мгновение, достаточное, чтобы она почти поверила в окончание, но потом снова повторить первый этап.

Наверное, со стороны все это выглядело чистым безумием, тем, что никак нельзя ожидать от правительницы целого государства и соправителя другого, но кто-то бы разве напомнил об их положении? Все будто с ног на голову перевернулось, время растянулось и замерло - и что это за реальность, никак не угадывалось. Возможно, одна из тех, что существуют одновременно, где случаются вещи, доселе невообразимые?
Даана словно выпала из потока событий, напрочь забыв обо сем. Гораздо больше заботило шутливое состязание с беловолосым мужчиной, но очень скоро стало ясно, что ей больше по душе поддаваться и принимать желаемую форму, словно вода, что огибает острые камни, в безграничном терпении не борясь с ними, а огибая. Но в то же время безоговорочно поддаваться противоречило бы самой сути ее женской природы, отчего поцелуй между ними приобретал черты шутливого соревнования, и вот уже тихий смех женщины раздается в каюте, пока неожиданно... не сменяется глубоким шумным вздохом и широко раскрытыми бледно-зелеными глазами.

Он позволяет ей иногда одержать верх, в этом и есть вся сладость поцелуя. Здесь напор женщины не вопиющая грубость, но явный сигнал, что ее влечет к тебе, и плохо в том нет. Его ладонь поглаживает девичью спину, по всей длине, от лопаток до бедер, иногда одними лишь пальцами, иногда более сильным давлением. В какой-то миг она отстраняется и смеется, и арканианец легко смеется в ответ. Но потом лицо женщины начинает меняться, и ровно в тот миг, пока она еще сама не осознала, что сделать, подхватывает ее за талию и выдергивает с ковра, опуская к себе на колени. И сразу же дорожкой из поцелуев пробегается от нежно-розового ушка по шее к ключице...
- Вы прекрасны, Даана, - вернувшись к ее уху, тихо шепчет слегка охрипшим голосом, едва уловимо касаясь щекой ее щеки, когда рука, обхватывающая ее талию, держит крепко, а вторая аккуратно гладит ее плечи, то ли случайно, то ли специально изредка спускаясь слишком близко к груди. - Не стану лгать, уверяя, что ни в коем разе не имею грешных мыслей и не желаю вас. Желаю, - произнес четко и посмотрел прямо в глаза своими, теперь темно-серыми, глазами. Дыхание было учащенным. - Но одно ваше слово, и я больше никогда этой черты не преступлю.

Причина шумного вздоха крылась вовсе не в более чем приятных прикосновениях - Даана попросту некстати вспомнила о муже, и внутри неприятно все обмерло. Поэтому она даже не ойкнула, а только сглотнула, обнаружив себя вдруг сидящей на коленях арканианца. Ее буквально разрывала дилемма, точнее вопрос, порожденный мятущимся разумом, который можно описать емким "что ты творишь?!" И вопрос-то обращен должен быть не к мужчине, что удобно устроился на ковре с привлекательной ношей в руках, а к самой себе - и ответа как-то не находилось.
Она пыталась проанализировать, что, собственно, творит, но каждый новый поцелуй, оставляемый невесомо на коже, каждое поглаживание стирает мысли, будто разводы на стекле после дождя. И Дана подставляется, закрывая глаза, пока не слышит шепот на ухо, отчего распахивает их, чтобы наткнуться на его, темно-серые.
Колотящееся сердце выдает ее с головой, мысли о черте кажутся катастрофой.
- Вы не услышите этого слова, - оторвать взгляд почти невозможно, он завораживает, хочется упасть в него и тонуть. Ей кажется, что реальность размывается, расползается прямо сейчас, то ли явь, то ли сон - но мало ли что может присниться? Нужно принять наконец, что очень волнует, как тебя держат так, будто ты многое значишь, а если желание внезапно взаимно... будет ли преступлением следовать ему?

Нельзя назвать волнением чувство, родившееся внутри, пока он смотрит на нее, ожидая ответа. Глаза раскрыты, но веки заметно напряжены, как бывает, когда ждешь всего. Но вот она отвечает, и мужчина лишь моргает один раз в ответ, точно немо говоря "понял вас". Рука, ласкающая плечо, скользит к шее и вверх по горлу, вынуждая гостью запрокинуть голову чуть назад, для того, чтобы дразнящим движением скользнуть губами по ее губам, будто собираясь поцеловать.
Рука меж тем опускается обратной дорожкой ниже, ниже, пока не достигает груди. Плотно ложится ладонь, обхватывая, чуть сжимаются пальцы, отыскивая сосок под тканью и поглаживая. Губами обхватывает ее нижнюю губу, чуть потягивая жадно на себя... и отстраняется.
Убирает руку, что так своевольно положил на упругую грудь, и берет бокал, что наполнен и забыт, дабы, все еще второй рукой обнимая женщину за талию и удерживая на своих коленях, подать его ей с непринужденной улыбкой. А потом взять свой.
- За мир меж нами, дорогая.

Это такое сильное ощущение - мужская рука на своем горле. Внимательно-ласковый и вместе с тем по-жестокому собственнический жест, который ситхесса не потерпела бы от первого встречного, да даже и от второго. Всегда независимая, в меру, строго отчерченную ею, гордая, по-своему непреклонная - владычица ситхов не потерпит ни малейшего намека на посягательство.
Но рыжеволосая женщина, отдыхающая сейчас в крепких руках, не хочет помнить, кем является.
И поэтому голова беспрепятственно запрокидывается, а на губах появляется слабая улыбка. Малая шалость - шутливо мазнуть языком по носу во время движения чужих губ по своим, и выдохнуть уже с искренним порывом, почувствовав дрожь, тягучей сладостью тянущейся по позвоночнику, когда на высокую грудь - предмет девичьей гордости - ложится ладонь.
И оттого так неприлично стремительным кажется возвращение мира, когда в руке вновь возникает бокал.
Рука незаметно для глаза подрагивает. Грудь вздымается нарочито медленно, отчего дыхания не хватает.
Голоса тоже не хватает, поэтому женщина только кивает, а потом направляет чужой бокал к себе, не забирая из рук, в обмен без слов предлагая испить из своего.
Он легко соглашается, хотя предложение не озвучено, но достаточно понятно, и, поднося к ее губ свой бокал, сам аккуратно делает глоток и еще один из ее. Но в какой-то момент то ли дрогнул сам, то ли ее рука, но после третьего глотка он отстраняется, а бокал не поднимается, качнувшись, и рубиновая жидкость щедро плещется ему на рубашку. От такой жестокости мира и ощущения дежавю мужчина дергается и в свою очередь тоже проливает жидкость из бокала в своих руках, но уже на девушку. Смотрит на дело рук ее, своих и внезапно притягивает ее к себе, крепко целуя, а потом отставляет бокал и тянется рукой к застежкам ее платья.
Сюрприз за сюрпризом. Похоже, напрасно они позабыли об ужине, уделяя внимание исключительно вину, отчего, надо полагать, чувство равновесия изменило обоим. С холодным любопытством, так не вяжущим с собственной бурей внутри, Даана смотрит, как благородный напиток, цветом ей напоминающий кровь, выплескивается на ткань черного платья, что моментально впитывает большую часть струи, посылая оставшуюся ручьями бежать по складкам, нанеся отпечаток, ассоциативно похожий на след от удара острым оружием в грудь. Сразу становится до неприятного неуютно из-за мерзкого ощущения мокрой ткани, от которого отвлекает еще один почти собственнический поцелуй. Но разве она против? Запоздало приходит мысль, что, наверное, Тиранту в мокрой рубашке тоже неуютно, а раз она испорчена, то нужно снять, и зачем беречь - и Сила танцем тонких колебаний расстегивает ее, обнажая кожу - и от вида распахнутой, словно небрежно надетой, детали одежды с засученными рукавами у рыжей перехватывает дыхание, отчего она сама уже тянется и, собрав в кулачок ворот, поцелуй возвращает, скользя шальным уже взглядом по перевязанным лентой белым волосам и чертам безупречного лица.

А он, точно посмеиваясь, беглыми движениями пальцев скользит по ее бедрам, собирая ткань, подтаскивая ее выше, выше, пока не вынужден отстраниться, чтобы стащить с нее платье окончательно. Вид обнаженного женского тела, стройного, подтянутого он находил прекрасным, но долго любоваться не вышло - рубашка на самом внезапно расстегнулась, и ученый отправил Императрице взгляд, насмешливо улыбаясь. А потом, на ее порыв, подхватил, притянул, но власть поцелуя забирать не стал, позволяя ей управлять его губами. Вместо этого сосредоточился на ее теле, ладонями поглаживая спину, бедра рыжеволосой ситхини.

А та думает о губах и темно-серых глазах, да о линии плеч, которую открывает на свое обозрение, одергивая смятый уже воротник, приспуская многострадальную рубашку назад, но не выпутывая из нее, потому что ей нравится, как складки подчеркивают достоинства мужской фигуры, только пятна все-таки портят вид, вызывая странные ассоциации, так что в конце концов та сброшена в сторону не без помощи женских рук. Сама Даана, видимо, не замечает собственной наготы, что для нее когда-то была привычна и естественна, но откуда ученому знать о том, какие наряды носила будущая Императрица три тысячи с лишним лет тому назад? Она же удобно сидит на его коленях, можно сказать, что верхом, мелко вздрагивая, но разве здесь холодно? Она покрывает поцелуями лицо, отстраняется, чтобы широко улыбнуться и откинуться чуть назад, опираясь на вытянутые чуть назад руки, и склоняет голову набок: посмотри на меня, хороша ли я? хороша? Ее волосы похожи на пламя, что укрывает шею и грудь, откуда падают за спину, когда женщина откровенно красуется.

Что сказать, хороша, и потому улыбается уголками губ одобрительно, одной рукой придерживая женщину за бедра, второй лаская грудь, живот, спину, как будто то скульптор, что завершает работу над скульптурой, так легки и нежны его движения. Собственную кожу холодит легкий ветерок кондиционера, но это только добавляет остроты ощущениям. Он не мешает красноволосой женщине, сидящей на нем, изгибаться, любуясь практически беззастенчиво, чтобы она видела, что партнеру нравится. Но как бы ни прекрасна была картина, ее невозможно долго только смотреть, потому что срабатывают естественные реакции. Выпрямив спину, потянулся и прервал картину, пройдясь поцелуями от шее к груди, занявшись ласками оной. А потом резко подхватил за спину и перевернул, уложив на пол и сам опустившись сверху, но не прекращая ласк.

Наверное, это все слишком похоже на приятный дурман, какой жарким маревом наплывает, искажая предметы. Даане кажется, что воздух там, куда она смотрит, подрагивает, будто над пламенем, пока ее не осеняет, что мелко, почти незаметно, что можно определить только касаясь - что вздрагивает именно она. Ее будоражат ласковые руки так, что тело немедленно откликается, накапливая напряжение, странным образом перемежающееся полуленивой расслабленной негой. Прикрыв глаза, она запрокидывает голову, позволяя огненному водопаду волос струиться по спине, и проводит кончиком языка по заалевшим губам с выражением непритворного удовольствия.
Настолько непритворного, что непроизвольно смеется мелодично и тихо, внезапно обнаружив себя на спине под мужчиной, чьи белые волосы норовили смешаться с огненными, падая. Крайне заинтересованным мужчиной - знал ли он сам, с какой силой распаляет отнюдь не ледяным пламенем отвечающую взаимным интересом, но все же еще немного смущенную женщину, чей изумрудный взгляд не отпускает его ни на минуту?
Знает ли он - вопрос, который не получит ответа, поскольку меньше всего арканианец любит отвлекаться от дела на мелочи, не столь существенные. Куда интереснее, прижав ее к полу, скрытому ковром, перемещаться ниже, от шеи к ключицам, потом к груди, удерживая большую часть своего веса на своем же локте. Целует ее мягкую кожу, подбираясь к темнеющему соску, и как, пробуя, обводит его языком, пока вторая, свободная рука, поглаживая, отступает от второй груди и движется ниже по животу женщины.

Как натянутая струна - сравнение до ужаса избитое в своей примитивности, но от этого не перестает казаться как нельзя точным, потому что, при всей своей еще большей банальности, Дана сама себе кажется инструментом. Музыка не слышна, но ощущается под сильными руками, под умелым языком, точно знающим, какие точки нужно задеть, чтоб заставить дрожать. Любое касание кажется жарким, и чем ниже, тем ярче разгорается пламя - очередное нелепое сравнение - а если оставить всю эту неуклюжую шелуху, то ей достаточно просто признать, что под прикосновениями внутри тела под кожей, под самой ладонью вспыхивает огненный цветок, чьи раскаленные семена брызжут во все стороны прямо в кровь так, что это почти больно. Настолько, что она сама не замечает, как вместе с выдохом с губ срывается стон.

То легкая дрожь, то ее усиление, то стон или судорожный вздох - сигналы, говорящие о том, насколько ей нравится то или иное действие. Он и слушает их, как музыку женского тела, где какой нотой откликнется; ласкает, играет, целует или посасывает розовый сосок, то левый, то правый; пальцами ли скользит поверх еще пока нижнего белья меж стройных ног; поднимается наверх одним движением тела, скользящего с легким давлением по ее телу, чтобы накрыть ее губы своими в страстном поцелуе; а пальцы пробираются уже под белье...
Но при всей спокойности он и сам сейчас больше похож на клокочущий в недрах коры котел лавы, хотя жерло вулкана спокойно. Но возбужденно звучит дыхание, чаще бьется сердце, и кровь уже отлила от головы, чтобы выполнить по мнению гормонов более важную миссию.

Ее же сердце не просто бьется - ей кажется, что оно колотит о ребра, пытаясь пробить во всех смыслах бестолковую клетку, забывая о том, что это еще и опора. Губы сами ищут губы в ответ - заалевшие, чья яркость розоватым отсветом будто бы падает на нежные щеки. Ласковые руки норовят притянуть к груди беловолосую голову, зарыться в шелковые пряди, что приятно скользят по девичьим плечам. Зелень в глазах приобретает какую-то особую пьяность, а когда язычок в кратком перерыве пробегает по белым зубам, мнится, что она облизнулась довольно, как ласковый пушистый зверек.
Когда мужская рука преодолевает последнюю преграду из ткани, ей хочется выгнуться и раскрыться навстречу - до того невыносимо ожидание, что срывается резким выдохом.
Зеленые глаза умоляют. Мелкая, едва ли заметная дрожь выдает с головой, хотя женщина, как прежде, молчит. Но ладонью своей накрывает его, что ложится поверх мягкого холма, и сжимает, тем самым побуждая и его пальцы сжать белую кожу.
Собственное нетерпение почти что пугает, новый стон теперь полон вопросом: коли желаешь того же, то для чего медлишь?
Нет причины себя от чего-то удерживать.

Удовольствие похоже на взрыв - не банальную вспышку какой-либо мелочи, а на тот, что положил начало вселенной. Во всяком случае, ей кажется именно так, уже постфактум понимая, что оно, это бурное безмолвно ревущее пламя, несется в крови, мгновенно пронзает каждую мышцу не хуже бесконечно горячего потока первых раскаленных частиц в пустоте, которая только рождалась, где еще ничего не было. И удовольствие виновника взрыва распаляет поток тысячекратно, подстегивает распространяться с нарастающей скоростью по всем клеткам, подхватывая на танцующих волнах расходящегося кругами пространства-времени первоисток новорожденной вселенной - унесенный во мгновенную вечность рассудок ситхессы, возвращая сразу же в следующий бескрайний момент чистейшего счастья. Настолько яркого счастья, что затмевает собой ткань бытия, так что когда Даана возвращается обратно в изящную каюту яхты, она удивлена обнаружить себя именно там, но уже в уютные объятиях.
Чуть двинувшись, чтобы переменить положение, ложась поудобнее, Дана опустила все еще ошеломленную столь бурными переживаниями голову на плечо и грудь Тиранта, прямо на сердце, и некоторое время просто слушала биение его сердца. В руке, которой она обвила талию арканианца, временами покалывало, точно от остатков электричества, но на деле остаточное эхо небывалого яркого наслаждения продолжало гулять по всему существу женщины, которая чему-то без слов улыбалась устало.

Он и сам чувствовал утомление, приятной тяжестью дюрастила налившее все члены. Одной рукой, той, на которой покоилась голова женщины, он обнимал, согнутой, ту за плечи, но пальцы и ладонь были расслаблены. Вторая рука просто покоилась на ковре, вытянутая вдоль тела, а пальцы меланхолично сжимались и расжимались, терзая мех под собой. Это действо не несло особой смысловой нагрузки, скорее, остаточное.... Спустя какое-то время молчания он неожиданно пошевелился, высвобождаясь из-под девушки, но осторожно, деликатно, и то лишь за тем, чтобы, оказавшись на коленях, все так же легко подхватить ее без дозволения и не спрашивая его на руки и опустить на пол уже в ванной комнате, в которую из зала уводила левая из дверей.  Слова сейчас он все еще находил лишними, оставив любовницу усаженной на пуфик, чтобы, нисколько не стыдясь своей наготы, но и не позируя, буднично пройтись, наполнить свежим прохладным соком два бокала и вернуться, один подавая ей, пока, повинуясь телекинетическому приказу, из крана в огромную овальную мраморную ванну льется вода....

Признаться, Дана успела расслабиться настолько, что начало клонить в сон, но когда Тирант пошевелился, лишь полусонно отстранилась, не мешая подниматься, и мгновенно проснулась, обнаружив себя подхваченной на руки. Говорить и ей нне хотелось, к тому же читать намерения исключительно невербальными средствами показалось вдруг весьма занятным, а потому женщина села на пуфик и, полуприкрыв глаза, внимательно, не без удовольствия, наблюдала за перемещениями мужчины, попросту любуясь, о чем ее выдавало заинтересованное выражение лица. Приняв напиток, сама себе улыбнулась, подумав, что понятие ужина можно понимать и шире общепринятого, того, что ограничивается исключительно различными видами пищи. Но ведь разные потребности утоляют разные виды пищи, не так ли? Подняв бокал, посмотрела на свет и, чуть сместив взгляд, вернула внимание мужчине.

Он улыбнулся ей в ответ, а потом подал руку, чтобы забрать бокал, как уже отставил свой. И лишь затем повел ее к ванной, помогая подняться по ступеням, переступить мраморный бортик и очутиться в расслабляющей и обжигающей одновременно воде, которую сам всегда переносил очень спокойно. И опустился рядом, погрузившись по середину груди, наблюдая за гостьей, сегодня допущенной в святая святых.
- Как ты? - неожиданно поинтересовался тембром, чуть ниже своего и без того низкого.  - Желаешь чего-либо? - протянув руку, поправил ей с лица упавший локон и улыбнулся.

Сок приятно освежил пересохшие яркие алые губы, скользнул в глотку и устремился вниз живительной влагой. Вложив ладонь в руку хозяина яхты, неторопливо поднялась к бортику и с любопытством посмотрела на воду.
Оттуда на нее насторожено глянуло собственное лицо, обрамленное растрепанными огненно-рыжими волосами, ниже которого она заметила непривычно-белую кожу, плавные линии обнаженных плеч и высокой груди. Увиденное отчего-то ее поразило, так что ситхесса вновь посмотрела на ученого и только потом осторожно опустилась в пышущую жаром воду, горячую настолько, что по телу мигом побежали мурашки, а сама Корас вздрогнула. Не привыкла она к подобным температурам, предпочитая прохладу, но внутри нее самой все еще гуляли остатки бесконечного взрыва - и возражать не захотелось.
Вновь любуясь устроившимся рядом мужчиной, Дана ответила мягкой и теплой улыбкой и, помедлив, нерешительно накрыла его ладонь, убравший локон, своей.
- Как будто тиски, что сдавили со всех сторон, немного разжались, а свистящая от ветра дыра затянулась самую малость, - отозвалась она ответом на вопрос и замолкла, досадуя, что можно было ответить и проще, без лишних витиеватых кружев. К счастью, второй вопрос избавил от необходимости сожалеть, и Даана нашла взглядом столик, где их заждался ужин. Притянула ближайшее блюдо к себе с помощью Силы, рассматривая, что там, и все же спросила, прервав изучение: - А ты? - и здесь прозвучали два вопроса, хотя второй, такой же, какой задали ей, вернулся к Тиранту без бессмысленных слов.

Он выслушал ответ, не прекращая улыбаться, но ничего пить или есть не пожелал. Вместо этого откинул назад голову, коснувшись холодного бортика затылком, и серебристые волосы погрузились еще глубже в воду, заструившись в ней белыми змеями.
- Так бывает... - мягко отозвался из такого неудобного положения, прикрыв веки, мужчина, и было отчетливо видно, как работают на каждом звуке мышцы его шеи. - Иногда, мы слишком погружаемся в дела и проблемы, которые должны быть ничтожнее нас самих, только забыв об этом, сами становимся их рабами. Мчимся куда-то, не в силах остановиться, ибо нам видится пропасть.... А потом понимаем, что упустили все, что могли, - он поворачивает голову, не поднимая, и открывая веки, смотрит на Даану долгим пронзительным взглядом. - Ты прекрасна, Даана. Это были одни из лучших мгновений моей жизни, и рад, что так случилось, - он поднял голову и пододвинулся в воде к ней, вынимая из глади вод руку и касаясь ее подбородка, поглаживая. - Ты сильная, смелая женщина, и я восхищен. Хотел бы сказать, что люблю, и это было бы очень красиво, я знаю. Но ты слишком умна, и понимаешь - это не так. Не невозможно, но... не так сразу. Тем более, что есть... вещи, которые... - он замолчал, задумавшись.

Женщина не шелохнулась, оставшись сидеть без движения, спокойно смотрела на собеседника, который в любой обстановке производил о себе впечатление, создавал образ, которым она называла "ледяным королем". Хотя сейчас весь лед практически скрылся, точно жар от воды растопил без следа.
Тирант заговорил о вещах, на которые она нашла бы тысячи возражений, и успела удивиться в который раз уже за этот вечер, когда он вдруг завел речь о любви. В груди ничто не шелохнулось, но память - память проснулась и предоставила в мгновение ока самые яркие иллюстрации того, что собой представляла, отчего блюдо, удерживаемое в воздухе Силой, чуть было не рухнуло вниз.
- Может быть, так и нужно - чтобы это случилось, - ее рука не спеша поднялась в свою очередь и с осторожной заботой коснулась щеки - той, что оказалась поражена проклятием более остального тела . - Любовь...Это сильное оружие. Она и впрямь способна победить все. Но когда теряешь... - не договорив, она отвела взгляд, потом наклонила голову набок. - Я не сильная, Тирант. По потенциалу и всему прочему - возможно. Но не сейчас. Не всякую цену можно потянуть.

- Понимаю, - кивнул мужчина и переместился еще ближе, опустившись вплотную рядом и рукой обвил ее плечи, обнимая. - Ты устала, это видно. Власть трудна, ее сладость пьянит, но истощает слишком быстро. - Кому, как ни ему, было это знать. И мужчина глубоко вздохнул. - Любовь действительно может быть опорой. Побеждать любые трудности, невзгоды, препятствия. Но любовь часто еще более жестокий властелин, милая. Тебя ведь не проблемы власти так мучают, я прав? - притянув наполненный вином кубок в свободную руку, сделал глоток.

На упоминании о своем государственном бремени Даана только нахмурилась, сдерживая досадный выдох. Протянула руку, взяли с висевшей тарелки нарезанный фрукт и повертела в руках дольку.
- Власть... Провалилась бы она пропадом, эта власть, она досталась мне в результате акта мести. И никогда не интересовала. Вся моя жизнь... все... жизни, - усмехнулась нелепости сказанного, - ...прошли на войне. Двух разных войнах, одна масштабней другой. Империя должна была развалиться с моим приходом, потому что мстивший так и задумывал, убивая отца. Меня не должно быть здесь, - она покачала головой, интонация изменилась, приобретая горький привкус - в голосе послышались эмоции. - В данном случае любовь помогла выполнить долг, уничтожить сам-знаешь-кого. И погибла сама. Как я должна была. И я была к этом готова, только подумаешь - пара недель комы после сложных операций, - в этом месте бровь под имплантом слегка дернулась, - Всего пара - и вперед, править! Делай то, чего ты не смыслишь! - Дана перевела дух, начиная сомневаться, не слишком ли много наговорила, и замолкла, отводя взгляд. - Прости. Не хватало еще портить чудесный вечер бестолковыми жалобами. Все равно всего этого... не исправить.

Он внимательнее прежнего слушал, только теперь темные в контраст с белыми волосами брови хмурились. Сделав еще глоток, мужчина усмехнулся, но не в насмешку, больше походило на иронию над ситуацией.
- Ты удивишься, когда узнаешь, насколько силен наш мозг в отношении самовнушения. Все свое детство и юность, Даана, я провел в... Ордене джедаев. И должен был быть им. Но жизнь распорядилась по-другому. Заново начинать с нуля нелегко, но приходится. У меня были наставники, литература, голо-уроки. У тебя есть Советник, министры, моффы. Тебе достаточно прислушиваться к ним, и жизнь станет легче. А так... ты загонишь себя в бездну хуже той, в которой держал Вишейт. И поверь мне, я знаю, что говорю, - дернулись губы, на секунду демонстрируя застывшее в мимике лицо и остекленевшие жестокие глаза, чего Даана не могла увидеть лично, если только не изучала отражение в воде. Но потом пальцы прошлись по плечу женщины, он сделал еще глоток и издал звук напоминающий смех. - Вечно дела. Дела. Забудем о них. - и, отставив бокал, взял в руки гель, щедро полив им плечи гостьи и принялся их растирать, вспенивая. - Сейчас искупаемся и спать. Сон лучшее лекарство от всех бед, - посмеиваясь,  игриво чмокнул ее в нос.

- Вот давай не будем вспоминать моффов, министров и... Советника, - чуть слышно проворчала Даана, пожевав неторопливо несколько долек. Все-таки за целый день успела проголодаться. Случайно посмотрев на отражение, она заметила перемену, а когда моргнула, мужчина вернулся в прежнее расположение духа. - И правда, к ранкору дела, - женщина повернулась полубоком к хозяину дома и, полуприкрыв глаза, о чем-то задумалась, слегка рассеянно улыбнувшись, пока Тирант поцеловал ее в нос. Зеленые глаза остановили свой путь на упомянутой щеке, Корас наклонила голову набок. - Знаешь, надо все же исправить тебя от... проклятия. Похожее мне встречалось, так что думаю, смогу справиться. По крайней мере, с его темной частью. Светлая не так опасна, можно взяться распутывать ее позже. Да и... Ты же темный, Тирант. У тебя далеко не нейтральный потенциал, - теперь ситхесса смотрела на ученого с особенным интересом. - И большое упущение не развивать его.

- Я знаю, - усмехнулся арканианец, не прерывая своего занятия, - уже давно знаю, что я - темный, - и плеснул женщине воды на волосы, - но мы договорились не вести речи о делах. И проклятьях. Я и с тем, и с тем... научился жить, - и только в глубине глаз промелькнула странная тень.

На сей раз Даана сдержала язык за зубами, не желая перечить, хотя по своей прямолинейности ей было свойственно не оставлять какую-либо тему, пока не выскажет все, что имеет по ней. Вместо этого она потянулась аккуратно, не мешая мужчине. Как будто бы невзначай взяла одну из его белых прядей и пропустила между пальцами, оценивая мягкость, после поднесла к щеке и пощекотала ею нежную кожу. Было видно, что ей очень нравится играть с волосами арканианца, да и трогать его пришлось по душе, а потому Даана наклонилась и поцеловала плечо не спеша, еще раз и еще, попросту наслаждаясь спокойствием и негой расслабленного тела. Ей хотелось прикасаться к Тиранту, но поступить так ввиду его занятости было бы, наверное, не слишком уместно, а потому она ограничивалась легкими поцелуями.

Он оставался спокоен, разве что лишь улыбался уголками, теперь намылив уже и массируя голову и волосы женщины, которая меж тем трогала его мокрые волосы. С недавних пор ученый начал серьезно тяготиться их длинной и подумывал их остричь, до длины в юности, что едва прикрывала уши. Но это было отвлеченным сейчас помыслом, проскользившим и затерявшимся в памяти.
Закончив омовение гостьи, отстранился и с головой окунулся сам. Вынырнув, фыркнул и выбрался из успевшей уже остыть до температуры парного молока воды. И подал руку даме, чтобы помочь выйти, держа уже наготове большое, как плед, мягкое полотенце для нее.

Признаться, отвыкла Даана к галантности, точнее, не очень хорошо даже помнила, когда в последний раз мужчина относился к ней столь внимательно, до малейших мелочей, да так естественно-непринужденно, не создавая никакого намека на вымученную неловкость. Вложив свою руку в его, она поднялась по ступеням, чуть качнувшись, и с удовольствием завернулась в огромное полотенце, хотя нагота ее никогда не смущала, а даже напротив, да и мерзнуть приходилось все ж редко. Но в этом внимательном жесте чудилось что-то заботливое, что внушало доверие и безусловно сильней располагало, хотя с самого начала Дана сама себе заметила, что этот мужчина ее весьма привлекает, только и в голову не приходило, что и его посетит схожая мысль.

Укутав женщину невесомыми движениями в ткань, бархатную и легкую одновременно, обернул вторым полотенцем и себя, по линии талии, в столь своеобразном облачении направившись из ванны обратно в гостиную, а оттуда во вторую из дверей. Там располагалась спальня, уменьшенная копия его опочивальни на Аркании, в стиле "белой готики": ковры, широкая, как посадочная платформа, высокая постель с балдахином белого шелка, комод, настенное зеркало почти от потолка до пола в оправе белого золота, кованого под переплетенные цветы, где роль цветов выполняли драгоценные камни. Одно лишь оно стоило целое состояние, но со стороны было изысканно красиво, за что и полюбилось владыке этих покоев. Рабочий стол и кресло завершали убранство. Утонченная нежная красота была свойственна "белой готике" и одновременно отстраненная потусторонняя невесомость.
- Располагайся, - он отвел движением пальцев в сторону белый шелк, приглашая гостью взойти на подиум и забраться в постель. Шелковое белье отлично успокоит и быстро принесет негу сна.

Даана промокнула волосы той частью огромного полотенца, которое неравномерно было сложено - большая часть предназначалась для тела, а меньшая, которую можно накинуть на голову и сформировать импровизированный капюшон, начиналась от линии сгиба, свободно опускаясь на спину. Пока хозяин яхты заканчивал омовение, она с удовольствием закуталась плотнее, чтобы вся влага ушла в ткань, оставляя тело распаренным, но приемлемо сухим.

Вошла она в спальню следом за ним, не спеша. Оглядываясь по сторонам, подмечала детали убранства, приходя к выводу, что ей нравится монохром, хотя что-то в этом изяществе где-то далеко на самом краю сознания кольнуло тонкой острой металлической нитью. Словно бы почти выветрившийся аромат утонченной опасности - а может, всего-навсего показалось.
- Спасибо, - женщина улыбнулась и поднялась на подиум, плавным движением отводя края белого полотенца, позволяя свободно скользнуть вниз по телу. Оно и осталось лежать там точно дорогая мантия, а Даана, чьи огненные волосы были единственным ярким пятном в серебряной белизне, опустилась на постель, находя упругой и мягкой. Белый шелк притягивал к себе внимание соблазнительной мягкостью и прохладой, и, присев, ситхесса не отказала себе в удовольствии провести ладонями по столь приятной ткани, после чего подняла глаза на Тиранта.

- Располагайся и постарайся уснуть, - мягко повторил хозяин. - Ты устала, тебе это необходимо, - и отошел от постели, небрежно подхватывая покоящийся на спинке кресла длинный кафтан-халат, такой же дорогой, как все, что когда либо окружало Тиранта, ибо тот не держал подле себя подделок. Накинув халат на тело, призадумался, стоя все еще возле рабочего кресла, положив на спинку ладонь. Но думы его были достаточно будничны - предстояло что-то надеть на обнаженное под тканью тело.

Около минуты понадобилось для того, чтобы сообщить одному из старших помощников в школе, чтобы тот передал Кхем Валу сообщение об отсутствии Императрицы в ближайшее время, ведь дашайды иммунны к прямому воздействию Силы, а встроенный коммуникатор остался вместе с одеждой в соседней комнате, и Нокс не горела желанием выбираться туда с чрезвычайно удобного ложа. Агенты, приглядывающие за ней, наверняка проследили ее путь до самой яхты, а остальное - остальное никого не касалось.
Откинув край легчайшего одеяла, она с наслаждением в виде тихого выдоха скользнула по простыне, опуская голову на подушки. Волосы еще были влажными, но это не беспокоило. Волновало другое.

- Тирант, - бледное лицо и руки поверх одеяла, укрывшего ситхессу по грудь, в сравнении с цветом постельного белья почти что с последним сливались. - Останься... пожалуйста. Побудь еще хотя бы немного.
"Не оставляй меня здесь одну, потому что я и так схожу с ума в одиночестве и пустоте, наедине с миллионами смертей, запертыми внутри. Каждая из них приходит во сне. Но ты... ты можешь принести полноценный сон безо всяких кошмаров, если уделишь еще толику своего времени".
Блаженное спокойствие, посетившее Дану во время их отдыха, исчезало, и она как могла стремилась оттянуть окончательный уход, в глубине души понимая, что у арканианца своих забот, очевидно, хватает. Но все-таки попыталась. Это было необходимо.

Мужчина почти сразу отреагировал на голос, повернув голову.
- Как я говорил уже: все что пожелаешь, - разве что дошел все же до шкафа, ловко облачился в свободные штаны и вернулся, на сей раз уже с другой стороны постели, поверх одеяла сев, а потом откинувшись в опору на локоть спиной к подушкам. - Если ты хочешь, останусь, всего лишь смущать не хотел лишний раз своим присутствием, - легко погладил рыжие волосы. - Не всем комфортно засыпать в чьем-то обществе.

- Я устала засыпать одна слишком часто, - отозвалась она, не заметив, как тянется, буквально льнет к руке, гладившей волосы, щекой. За одной брошенной фразой стояла целая маленькая личная трагедия одной женщины, о сути которой мужчина, впрочем, был уже осведомлен.
Глянув на Тиранта, Даана подтянулась ближе, спустив одеяло до талии, свернулась, подтянув ноги, лицом к арканианцу. Положила голову ему на торс вместо подушки и зачем-то, взяв за руку, опустила себе на обнажившуюся грудь, точно его прикосновение могло успокоить почему-то колотящееся беспокойное сердце. Закрывать глаза к тому же не стала, вместо того из положения лежа рассеянно рисуя черты его лица взглядом.

У каждого человека и нечеловека есть какая-то трагедия... Больная уязвимая точка, отравляющая его существование одним лишь наличием своем, делая его неполноценным для счастья. Такая точка была у всех; была она и у Тиранта, но его лишала счастья не эта точка, а свой собственный нрав. Но сейчас ему он не слишком мешал, чтобы обнять женщину, прижать и довольно лишь простых объятий кому-то, чтобы ощутить себя более комфортно. Он откинулся, развернувшись на спину, чтобы женщине было удобно, и, прикрыв глаза, молчал. Слова казались ему лишними, одиночество не компенсируется болтливостью и многословием. Но после горячей ванны и приятного процесса наслаждения, очутившись на ровной мягкой поверхности, тело привычно расслабилось настолько, что накатила сонливость, и молчал, мерно дыша, мужчина еще и потому, что находился на грани дремы.

Она тоже не стала ничего говорить, лишь устроилась поудобнее, еще какое-то время наблюдала за ним и за его размеренным дыханием, которое убаюкивало не хуже колыбельной. Немного повозившись, наконец нашла самое удобное расположение, прикрыла глаза, глубокий сделала вздох и смежила веки. Она устала, но больше не физически, а морально, но и организм тоже требовал отдыха.
Все произошедшее этим вечером не воспринималось частью повседневной реальности. Приглашение на яхту, приятно совместное проведенное время, пенная ванна, теперь спокойный сон. Но Дана не обольщалась, зная, что иллюзии свойственны наивным глупышкам, тешащим себя слащавыми мечтами. Никакой любовью тут не пахнет просто потому, что она не вспыхивает в одночасье просто так, без всяких условий. Но одно она знала точно: она благодарна Тиранту за то, что немного развеял серость обыденного вечера, дав ей этот отдых. Ей хотелось выразить свою благодарность, но, кажется, тот уже уплывал в сон; тем не менее, коснувшись поцелуем груди, она тихо шепнула:
- Спасибо, - после чего протяжно вздохнула и позволила биению его сердца себя убаюкать.